Город без людей - Страница 17

От удара проклятые псины послетали с капота, и сквозь кровавые разводы на стекле Артём увидел яркий свет. К счастью, это был не пресловутый «свет в конце тоннеля» — прямо на машину надвигались чьи-то яркие фары. «Нифигассе, а тут становится людно!» — успел подумать Артём, и тут неведомый автомобиль подлетел вплотную, с хрустом притеревшись к борту пикапа. Внутрь посыпались кубики закалённого стекла и чей-то уверенный командный голос заорал: «Быстро ко мне на броню! Бегом, бля, бегом, шевели жопой!» Высадив стволом треснувший лобовик, Артём, цепляясь за руль кобурой, ужом выскользнул на капот. Уперевшись в смятый борт пикапа, из темноты торчало острое зелёное рыло старой БРДМ-ки. «Прыгай в люк, придурок!» — из откинутой створки переднего смотрового окна торчала по пояс тёмная фигура в танкистском шлеме, подкрепляя свои слова недвусмысленными жестами. Не обидевшись на «придурка», Артём метнулся в открытый верхний люк, и, обдирая колени об непонятные железяки, провалился внутрь железного чрева, ухитрившись закрыть за собой броневую крышку. Не дожидаясь, пока он разберётся в обстановке, неизвестный спаситель плюхнулся за руль и, захлопнув крышку окна, врубил передачу. От рывка Артём покатился по полу, натыкаясь на какие-то острые углы и железные конструкции и набивая новые синяки поверх старых. Рык мотора гулко отдавался внутри железной коробки, боевая машина резко меняла направление движения, совершая непонятные Артёму манёвры, и вдруг рывком остановилась. На многострадальную укушенную ногу свалился тяжеленный ящик, врезав острыми углом ниже колена, и Артём взвыл от боли.

— Не, сцы, солдат! Щас мы им врежем! — с грозным азартом проорал спаситель и потянул из-под Артёмова локтя какую-то стальную раскоряку. Артём, пытаясь избежать новых травм, метнулся в сторону, и неожиданно оказался на сидении. В бок опять что-то упёрлось, и, раздражённо рванув неудобный предмет на себя, он опознал в нем АКМ — старого образца, с деревянным прикладом — «веслом». Тем временем, мужик в шлеме окинул вверх створку смотрового люка, пропихнул туда свою железяку и по ушам ударила звонкая очередь ручного пулемёта. От неожиданности Артём подпрыгнул, набив очередную шишку, но боевой азарт уже подхватил и его — рывком открыв свой люк, он подхватил подвернувшийся под бок автомат и отважно высунулся в гремящую ночь.

В свете фар и отсветах дульного пламени металась по площади серая масса, безуспешно пытаясь уйти от кинжального пулемётного огня. Мужик лупил длинными очередями, особо не целясь, но промахнуться было просто невозможно. Не желая отставать, Артём сбросил большим пальцем предохранитель на автоматический огонь и, прижав поплотнее приклад к синякам на плече, нажал на спуск. Короткими, по пять патронов очередями опустошил магазин. Второй был предусмотрительно примотан изолентой к первому — отстегнул и перевернул связку, передёрнул затвор и закрутил головой, пытаясь найти Чёрных. Их не было видно — то ли они предусмотрительно ретировались, то ли управляли своим войском издалека. Артём уже собрался продолжить тратить патроны, но мужик неожиданно заорал ему: «Вниз!», и взмахнул рукой. На площадь полетел, кувыркаясь, ребристый мячик ручной гранаты. Артём метнулся на сиденье, захлопывая бронированную створку, Снаружи грохнуло, по броне звякнул шальной осколок. Мужик осторожно выглянул наружу и снова опустился за руль.

— Сбежали! — радостно завопил он, видимо приоглохнув от своей молотилки. Помотав головой, избавляясь от звона в ушах, он сказал уже тише:

— Ну, раз поле боя за нами, давай знакомиться, солдат.

— Давай, — согласился Артём. — Только я не солдат. Я Артём, писатель и бездельник. Тебя это не смущает?

— А я Борух, прапорщик и еврей. Тебя это не смущает?

Глава 6. Судьба прапора

Утро старшего прапорщика Бори Мешакера началось с визита младшего лейтенанта Миши Успенского. Тот частенько заходил в каптёрку поболтать за жизнь — пообщаться в этом захолустном гарнизоне было особенно не с кем, окончивший в прошлом году общевойсковое командное училище лейтенантик откровенно скучал, и размеренным течением службы тяготился. Прапорщик же имел заслуженную репутацию человека начитанного, умного и ехидного. Немало времени провёл Михаил у него в каптёрке, рассуждая под бутылочку чая о вопросах мироздания и человеческих отношений — на все у Бориса был ответ, как правило, повергающий молодого лейтенанта в ступор и вызывающий желание кричать и спорить. Но, как говорят американцы: «неважно, что крупье жулик, если это единственная рулетка в городе…»

Борис сидел в глубоком кресле, приватизированном из гарнизонного клуба, и заматывал перевязочным пакетом правую руку. На бинте проступали красные пятна. Борис Мешакер (он любил, чтобы его называли на еврейский манер Борухом) — основательный еврей среднего возраста, — против всяческих уставов носил густую окладистую бороду. Разрешение на эту бороду он получил каким-то немыслимым образом, аргументируя её необходимость глубоким шрамом на щеке. Происхождение шрама оставалось загадкой — Борух на такие вопросы отвечал, мрачнея, что порезался при бритье.

Прапорщик даже и не подумал встать и откозырять при появлении старшего по званию — за свою долгую и сложную армейскую жизнь он этих младших лейтенантов повидал немало. Миша на это нимало не обиделся — ведь он хоть и лейтенант, но младший, а Борис хоть и прапорщик, но старший — и дело тут не в нюансах военной субординации, а в приличной разнице в возрасте и несравнимой — в жизненном опыте.